1 день лета 704 года

   Савалл в третий раз склонился в поклоне перед королевой, увидев то, что скрывало покрывало.
   Великолепные доспехи вороненой стали, отливающие синевой, словно подаренной родными горами канцлера. Тяжелый нагрудник, повторяющий очертания торса, тонкая кольчуга, наплечники, один из который был выполнен в виде головы орла, пластинчатые налядвенники и наручи… Тяжелый черный плащ с серебряной фибулой, крепящийся к наплечникам, и вышитым гербом Синегорья – три звезды, образующие треугольник. Такие доспехи спасут в бою и в них без стыда можно показаться в свет.
   Граф, как и любой мужчина, неровно дышал ко всякого рода амуниции, а уж подобные доспехи заслуживают внимания самих королей.
   -Ваше Величество, я… У меня нет слов, - заметил Савалл, любовно глядя на доспехи. – Они великолепны.
   -Примерьте их, канцлер, - подала голос Рычи, - а Ее Величество все время беспокоилась по поводу размеров.
   Другой дварф подошел, неся перед собой черную с серебром тунику. Это подействовало на графа, как ушат ледяной воды. Вся эта примерка значила, что придется показать окружающим шрамы, изуродовавшие тело, так как неким подобием ширмы здесь и не пахло. Отказаться же, значило обидеть королеву.
   Обреченно вздохнув, Савалл расстегнул сюртук и, повернувшись к королеве боком, стянул следом и рубашку, поспешно выхватив у помощника Рычи тунику и подпоясал ее ремнем, поверх надел кольчугу. Несколько затравлено оглядевшись, канцлер слабо улыбнулся Кэрриган и подошел к небольшой лесенке, на которую взбирались дварфы, чтобы помочь одеть доспехи.
   Дварфы засуетились вокруг канцлера, на удивление ловко облачив того в доспехи. Довершил картину шлем без забрала, с наносником и гребнем из конского волоса, который, впрочем, Савалл тут же снял, положив на сгиб локтя.
   -Ваше мастерство, госпожа Рут, по истине непревзойденно, - граф кивнул мастерице. – Что ж, Ваше Величество, что можете сказать? Лучше, чем тот древний хауберг?

Бертран вошел в гостинную бодро, с улыбкой. Домашние привыкли к перекошенному его лицу, но остальных искривленный шрам часто нервировал. Берту же было наплевать, потому что улыбался он не так часто, чтоб обращать внимание на всякие мелочи. Он вошел, придерживая рукой запрятавшегося кота. Котенок, надо сказать, был довольно упитанным, уверенно весил фунтов двадцать.
Увидев королеву, он с достоинством поклонился.
- Доброго утра, ваше Величество. Доброго утра и вам, граф.
- Доспех выглядит внушительно. Дварфья работа? - добавил он, посмотрев на красовавшегося посреди комнаты Савалла. - Ваше, уважаемая мастер? - спросил он дварфиню, у которой глаза горели скрытой гордостью.
- Ах, я забылся. Собственно, поздравляю вас со светлым праздником. С Амарохом, королева.
Сотник привычно пригладил волосы, запустил руки под котту и вытянул на вольный свет цепляющегося котенка. Детеныш был похож на львенка или на детище степной пумы, если бы не пара кожистых крылышек за лопатками. Бертран торжественно протянул маленького мантихора королеве.
- Это...вот.
Он понимал, что сейчас могли подумать все что угодно, начиная от того, что он котенка выкрал или убил мать. На самом деле группа браконьеров подбили молодую мантихору с детенышем в степи и пытались вывезти в Мадлонг, по заказу. Один из друзей Берта, приграничный стражник это дело пресек, контрабандистов...казнил на месте. Мать умерла от ран, а детеныш остался. Ел как не в себя и рос. Так что Сольден был рад передать мальца на руки Бертрану. А он счел мантихору добрым знаком и решил подарить королеве. В конце концов, это её гербовое животное.

1 день лета 704 года.

- Пожалуйста...с праздником - повторил посол, приглаживая волосы. - Он мне случайно достался... он откликается на Сеймура... ну то есть иногда откликается... Друг мой, один из приграничных стражей обезвредил банду одну... мадлонжец какой-то им заказал мантихору. Они и подбили ту, что с малышом. Их так подбить легче. Ну тех страж под дерн давно уложил, мантихора старшая не выдержала, а малыша я прихватил. В конце-концов, страж его все равно не прокормил бы. Даже я малость замаха..ммм устал кормить его.
Бертран протянул руку, почесал кота над ушами, ухмыльнулся.
- Его нужно как соколов кормить - чтоб еда была с костями и эээ...шерстью. Да, с шерстью.
Сотник давно уже с любопытством разглядывал доспех графа. Руки чесались испытать его на прочность. Никакой ненависти к Саваллу в этом не было - просто интерес выросшего мальчишки - прогнется сталь от удара или нет. Но пока что он отвел взгляд от сияющей стали, глядя на Кэрриган.
- Ваше Величество, я хотел спросить - могу я видеть Её Высочество, герцогиню? Хотел вот с Амарохом поздравить.
Взгляд стал более мягким, почти нежным, но все таки сотник держал себя в руках. Он заложил руки за спину, принимая привычную позу "я весь такой большой, добрый и безобидный", явно знакомую Кэрриган по юношеским воспоминаниям. Именно так Берт принимал обычно выволочки по поводу сведенных среди ночи черт знает куда сестер.

1 день лета 704 года

Савалл молча наблюдал за вручением подарка Бертраном, лишь неодобрительно качая головой. Будь его воля, он бы пустил зверюгу на чучело. Мантикора это прямая угроза жизни для королевы, которую он, граф Тейрим-Левиль, должен был оберегать. Сейчас, конечно, Кэрриган не разрешит что-то сделать со зверем, но позже, возможно, ему дастся уговорить королеву отпустить мантикора на вольные хлеба. А там с ним уже пусть разбираются крестьяне. В конце концов, жить в замке зверь не сможет.
   Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, граф стал несколько нехотя стягивать доспехи.
   При появлении Флоренс, Савалл молча поклонился и продолжил свое дело. Выслушав невнятное бормотание герцогини, граф лишь фыркнул про себя, впрочем, беззлобно, приметив взгляды, которые девушка бросала на Бертрана. Признаться, канцлер едва удержался, чтобы не преподнести Флоренс «набор молодой матери».
   Стянув в довершении всего налядвенники и оставшись в тунике, Савалл подошел к Флоренс, приобняв ее за плечо и прижав к себе отеческим жестом.
   -Это сущие пустяки, Ваше Высочество, - улыбнулся канцлер, - главное, чтобы вы были здоровы.

1 день лета 704 года

   -Что ж, - развел руками канцлер, - я тоже вынужден вас оставить. До приема у меня еще есть дела, не терпящие отлагательств.
   Действительно, прежде, чем Сильвестр сообщил о желании королевы видеть графа, тот получил донесение одного из доверенных агентов, которое было бы неплохо поскорее изучить.
   -С Амарохом вас, Бертран. И до вечера, я надеюсь.
   Едва заметно поклонившись, Савалл вышел.
   Оставить с Бертрана с Флоренс будет не лишним. В конце концов, потом на этом можно будет сыграть.

--->Комнаты канцлера

1-й день 704-го года

Флоренс перепугалась чуть ли не насмерть, когда Кэрриган и Савалл начали покидать комнату и оставили её наедине с Бетраном. И было из-за чего, то хладнокровное спокойствие сотника, которое её всегда привлекало, ибо служило каменной стеном для её эмоциональности, сейчас отдавало безразличием. По крайней мере, так казалось Флоренс.
"Все? Я больше ему не нравлюсь? Он больше не будет ходить ко мне? Боги, что я наделала? Я все разрушила! Теперь я ему безразлична и снова осталась одна-одинёшенька на этом свете?", - когда Бертран поцеловал руку герцогини, та чуть не разревелась. А точнее, всхлипнула.
Мысли её на мгновение отвлек кристалл, она машинально сжала его в руке.
Бертран развернулся и зашагал прочь, а Флоренс еле сдержалась что бы не грохнуться в обморок от переполняющих её чувств.
- Бертран! - воскликнула она, засеменив к сотнику, - Бертран.., - герцогиня задыхалась, то ли от слез, то ли от эмоций, - Бертран... я... хотела извини.... Бертран, прости меня, пожалуйста, я говорила всякие нелепости тогда, в саду, я глупая и никчемная женщина, я перепугалась, думая, что тебя раскроют и только Боги знают, что бы тогда сделала моя сестра, но я бы её не позволила, я бы старалась изо всех сил, прости меня, пожалуйста, я... я вообще не знаю, что со мной происходит, то в один момент я готова смеяться, в другой плакать... и я так устала, что больше просто не могу, а ты еще не приходил уже два дня, я готова была сойти сума... Бертран, я..., - герцогиня выпалив все, что ей пришло на ум, затихла и опустила голову.

1-й день 704-го года

"Так тихо, доходчиво и спокойно, вот видишь, Флоренс, ты опять вбила всякую чепуху в голову. А ведь послу Рассейнда, такому ненавистному, здесь, в Мидарисе, нельзя просто так показывать свои чувства. Да еще и в самой Великой герцогини. Вот такая вот жизнь, Флер, такие придворные нравы," - герцогиня в самым несчастным выражением, которое когда либо появлялось на её лица, слушала Бертрана, внимая его каждому слову.
"Так надо. Так надо." - слова, хорошие знакомые для девушки. Так надо, и ты уже главный обьект сплетен, так надо, и очередной мужчина около твоих ног. Есть сотни способов "как надо". Но теперь ей хочеться свободы.
Флоренс одернула руки от кинжала, как будто ошпаренная. Кинжал вернул её в реальности. Она растерянно посмотрела на сотника.
Много мужчин в её веку были готовы отдать жизнь ради её, и бывало, отдавали, но герцогиня не принимала ничего на душу. Мужчины, это как марионетки, которые готовы сделать все, лишь бы заполучить красивое тело и милое личико. Если они любили её только за облик, так почему же она должна была переживать на их внутренний мир?
- Бертран, что ты такое говоришь? - кинжал со звоном упал на пол. Флоренс бухнулась на колени и прижалась к сотнику, порывисто его обняв. Только сейчас она осознала, что готова отдать за его жизнь все, что у неё есть. Что мира не будет, если Бертран уйдет,что не будет и её.
Эти мысли перепугали Флоренс. Неужели, это любовь?  Нет, нет, великая герцогиня Мидарийская не могла полюбить посла из Рассейнда. Так не надо, так нельзя.
Девушке снова захотелось бежать. Это как между двух огней, без него плохо и с ним плохо. А может она ошибалась?
Флоренс никогда не любила мужчину. Подсознательно, она этого и не хотела. Боялась. Слабая женщина, что с нее взять, всегда боиться боли со стороны того, кого любит.
- Бертран, я...