56-й день весны 703-го года. 1-й день 1-ой дюжины.

Савалл как раз возвращался от королевы, когда ему встретился капитан дворцовой стражи, Эмер, спешивший навстречу. Казалось, что при виде канцлера он вздохнул с облегчением и поздоровался.
   -У ворот послы Рассейнда, милорд. Мне нужно сообщить Ее Величеству.
   Савалл замер как вкопанный. Такого он не ожидал, слишком быстро. По идее нужно было вернуться к Кэрриган и известить ее о прибытии рессов, но канцлер вспомнил, что королеве начало нездоровиться, да и с сыном она проводила не так уж и много времени. Савалл сам порой принимал верительные грамоты и в этот раз решил взять на себя ответственность. А завтра уже пускай представляются ко двору. 
   -Я сам поговорю с ними, Эмер, - ответил Савалл.
   -Но…
   -Все под мою ответственность.
   Капитан пожал плечами, главное чтобы его потом ни в чем не винили.
   Канцлер поспешил вниз, не желая заставлять послов ждать. Если честно, ему было любопытно и даже немного боязно – кого он увидит вместо того мальчишки? Рассейнд и его жителей он ненавидел всей душой и теперь боялся увидеть перед собой того, кто забыл свои корни.
   Сбежав по ступеням во двор, Савалл первым делом увидел стражников, наставивших луки на рессов. Остолопы! Понятно, что рессам здесь не рады, но наставить на послов оружие – верх бестактности и глупости.
   -А за это вы ответите, Эмер, - тихо прорычал канцлер капитану, - у нас и так отвратительные отношения, а ваши люди держат посла на прицеле! Опустить луки! – разнесся крик Савалла по двору.
   Еще издалека он силился узнать Бертрана, но прошло слишком много времени после их последней встречи. Подойдя ближе, Савалл сделал приглашающий жест рукой, однако, не спуская цепкого взгляда с лиц воинов. Во главе красовался огромный ресс. Савалл считался высоким мужчиной, но воин превосходил его по росту.
   -Королева сейчас занята, господа, прошу отдать ваши грамоты мне, - сказал граф, когда рессы въехали во двор. – А после предлагаю пройти со мной, обсудим завтрашний день.

Савалл принял у Бертрана пакет, но открывать не стал – все же разговаривать с послами у самых ворот было весьма невежливо, и как бы сейчас не хотелось спровадить гостей, следовало провести их хотя бы в приемную.
  «Да понял я уже, кто ты», - подумал он, но вслух не произнес.
  Когда Бертран снял шлем, графа передернула от вида традиционной прически Рассейнда. За два года люди с подобной стрижкой едва не замучили его заживо, а спина до сих пор помнит плеть, вымоченную в соленой воде. Эта пресловутая прическа мигом выбила из Савалла надежду на разрешения всех недоразумений. Нет, перед ним стоял ресс.
  «А я надеюсь, что твоя голова не увенчает ворота замка, мальчик» - мрачно подумалось канцлеру. Делать было нечего, нужно было подобающе принять воинов, хотя те и явились, как послы. Глянув на огромного пса у ноги Бертрана, Савалл вспомнил своего собственного, жившего в королевских псарнях – горская овчарка Тургор, зверь, к которому псари без лишней нужды не приближались.
   -Я сам без оружия, сотник, - наконец вслух произнес канцлер, глядя на Бертрана и его людей исподлобья, - так что оставьте и вы свое здесь. Даю свое слово, что здесь вам ничего не грозит, господа.

57 день весны 703 года

--> Южные ворота
Второй раз за минувшие сутки колонна рессов выстроилась перед воротами. Сотник провел инструктаж еще в пути, повторил ночью на привале. Общий смысл был примерно таков: ничего в руки не брать, кроме того случая, если предложат, на королеву дерзко не смотреть, фрейлин не лапать и вообще, молчать, делать вид что статуи и даже если на голову упадет котел со смолой - резко не деграться, если Берт свистнет - давать деру и, не задерживаясь, уходить из города. Неизвестно, насколько королева не рада видеть брата.
Спешились.
- Дау, знамя. Харкут, держись ближе ко мне. - Бертран ухватил его за плечо, удерживая на расстоянии вытянутой руки, затем отпустил. Он в последнее время как-то привязался к этому сопляку. Своих детей у мужчины не было. А бастардов он старался не плодить.
Дау расправил складки знамени, черной волной легшие на его плечо, воин, оставленный возле коней хмурился, Ассе с бодрой улыбкой светился как начищенный золотой.
Бертран удовлетворенно кивнул, затем отдал команду: - Отряяд! За мной маарш! - тягуче зазвучал его низкий голос.
Кованые сапоги звенели о мостовую, подковки на каблуках иногда высекали искры, солдаты подозрительно приглядывались к идущей "процессии"

--> на прием во дворец

Второй день первой игровой дюжины - 57 день весны 703 года

Не в первый раз в своей относительно недолгой жизни Эрин задумалась над понятием "маринованная задница". Для таких философских размышлений всего-то требовалось пару суток провести в седле. Причем желательно, чтобы последние сутки - с минимальными перерывами, либо вовсе без них.
На въезде в город конь убедительно изобразил эпилептический припадок, но быстро был исцелен посредством молитв к Гино, хлыста и такой-то матери, впрочем, на умной морде животного прочно застыло выражение: "Я тебе еще припомню, дрянь такая". И Эрин не сомневалась, что припомнит. Если доживет.
А в остальном день был отличным, если не принимать во внимание дикую боль в пояснице, пересохшее горло и желание спать, которое пересиливало все остальные желания... а их было тоже много. И чтобы отвлечься от грустных размышлений о своей неудавшейся судьбе, тупости маркграфа, чье письмо Вальмор вот сейчас везла буквально на груди, жареной форели (оо, жареная форель с лимонным соком!) и рыжих фелисах, молодая женщина решила развлечься хоть как-нибудь.
Поэтому через город до ворот замка конь несся диким галопом, и шпоры убедили его даже брать с ходу невысокие препятствия, вроде поставленных на дороге тележек. Эрин рада была бы дико поверещать при этом - исключительно для забавы и гонору ради, но горло издавало только какое-то невнятное шипение.
Конь пал буквально под ноги страже. Эрин, успевшая кошачьим прыжком выскочить из седла, отряхнулась, прочла над ним краткую эпитафию, звучавшую, как "Он жил и умер скотиной", и уставилась на стражников. Те смотрели укоризненно.
Животное, впрочем, было откровенно жаль, да и денег, на него потраченных, тоже, но работа - прежде всего. На такой работе жалость не с руки. Если бы была хоть какая-то возможность сменить его ну... хотя бы вчера... но замены не нашлось, а ждать до утра означало доставить письмо почти на половину суток позже. Профессиональная гордость решительно отказывалась это позволить.
- Вы это... скажите кому-нибудь, пусть уберут беднягу, - со вздохом резюмировала королевская посланница. Привыкшие к подобным явлениям стражники тут же отрядили самого младшего, заодно предупредив о встрече послов из Рассейнда, что повергло Эрин в краткую, но тяжкую задумчивость, пока женщина снимала с "павшего героя" седельные сумки.
- Мне срочно, - наконец хмуро сказала она, вытаскивая письмо через расшнурованный ворот рубашки, - очень срочно. Скажут подождать... тогда подожду.
Единственное, что она сильно опасалась при этом уснуть прямо там, где будет ждать. Зато выдалась возможность по дороге ополоснуть лицо, руки и выпить хотя бы воды. Хотя воду Вальмор не жаловала.

----> Малая приемная возле тронного зала

Отредактировано Эрин Вальмор (2009-04-12 19:05:18)

59 день 703 года. Вечер.
       Длинный день Кэрриган подходил к концу. Карета, громыхая по мостовой, въехала в главные ворота замка, остановилась. Открылась дверца с гербом, и Кэрриган, возможно, слишком поспешно для ее статуса покинула карету.
       Причиной такой стремительности  оказались две женщины, что вышли после Кэрриган. Первая, маленького роста, в темном одеянии до пят и покрове, полностью закрывавшем волосы, была такого хрупкого сложения, что, казалось, стоит подуть ветру, и она тут же рассыплется. На лице женщины застыло сухое выражение, а поджатые губы и крючковатый нос делали ее похожей на старую черепаху.  Одна из лучших целительниц Манора, Анн-Мари уже тридцать лет врачевала самые тяжелые раны и особенно хорошо она справлялась с повреждениями от холодного оружия.
       Вторая казалась ее полной противоположностью.  Статная, с роскошными золотыми волосами, уложенными в прическу и убранными под сетку, зелеными глазами под тяжелыми веками, она была одета в обтягивающие брюки и яркую блузу. Наряд можно было бы назвать вызывающим, если не знать, что это сама Кристина де Манжур, лучшая темная целительница Мидариса. Последователи Амальд всегда отличались эксцентричностью. Услуги Кристины стоили кругленькую сумму, но недаром в городе поговаривали: если вы можете себе позволить Кристину де Манжур, вы можете позволить себе гарантированное возвращение с  того света. Может быть излишне худощавая, целительница все равно оставляла впечатление силы, но силы вздорной и переменчивой. Недаром ее так любила Амальд. Сбоку, на красивой сухой шее Кристины красовалась татуировка в виде паутины – знак ее богини.
       - И я снова говорю вам, что при всем уважении, ваши методы никогда не излечат пациента до конца. Вы едва справляетесь с телами пациентов – куда вам исцелить душу. Да, след в душе вам не загладить! – Анн-Мари со значением подняла кверху указательный палец, словно подчеркивая свои слова. Последний аргумент казался ей просто блестящим – действительно, грубоватая сила Амальд не позволяла работать с душевными травмами.
       - Кому интересны эмоции. Душевные раны загладятся сами собой, в отличие от телесных. Ну скажите, мне, матушка, - губы Кристины искривились в презрительной улыбке, - смогли бы вы вытянуть с того света хоть того же рыцаря, у которого половина кишок торчала из раны, когда его привезли на прошлой неделе? А даже если бы и да, то сколько ваших нежных послушниц смогли вы принять это на свою шкуру? А вот для темного целителя это рядовой случай.
      Кристина насмешливо фыркнула, и Анн-Мари в негодовании собиралась ответить ей что-то резкое, но тут вмешалась королева, которую за короткое время поездки они успели измотать до самых печенок.
       - Дамы, дамы, забудьте распри. Совсем скоро вы получите пациента в свое распоряжение, там и померяетесь силами.
       Кэрриган привела целительниц в замок для того, чтобы вылечить раны канцлера. Его мнения она спрашивать не собиралась, поскольку всем известно, что упрямый граф до последнего будет терпеть боль, но не обратится к настоящему целителю. Поэтому в планах Кэрриган было послать двух почтенных дам в покои канцлера в сопровождении слуги, а самой провести хоть немного времени с сыном. Выслушивать все, что будет иметь ей сказать канцлер после явления лекарей в его комнату, она будет позже.
        Ходили слухи, что с Кристиной де Манжур у Савалла когда-то была интрижка, но Кэрриган решила не придавать этому значения – в своем деле она была лучшей и этого достаточно.
      За разговорами маленькая процессия подошла к воротам в холл замка. Миновав их, королева со всем уважением отправила целительниц исполнять свое предназначение и очень довольная собой, направилась к сыну, которому она обещала этот вечер.

--> Комнаты наследника
--> Кристина и Анн-Мари: Покои канлера